СЛОВАРЬ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ ДРУЖЕСКИХ ПИСЕМ

ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА

Автор благодарит за поддержку и помощь в подготовке словаря

своего учителя и наставника, доктора филологических наук, профессора Омского государственного педагогического университета

Наталью Алексеевну Павлову

ПРЕДИСЛОВИЕ

Словарь – это вселенная

в алфавитном порядке.

Вольтер

Первая треть XIX века для истории русского языка является одной из ключевых эпох. Это время образования нового русского литературного языка, формирование которого сопровождалось активной полемикой и сложными языковыми процессами.

Н.М. Карамзин на рубеже XVIII-XIX веков выдвинул «необходимый писателю принцип фразеологического творчества», который стал ориентиром для всех его современников и последователей[1]. В.Г. Белинский называл конец XVIII века-начала XIX (20-е годы) «веком фразеологии»[2]. Но несмотря на это фразеологизмы, функционирующие в первой трети XIX века, традиционно включались в сферу современного русского языка и особого внимания исследователей не привлекали[3]. Как отмечают авторы Проекта словаря русского языка XIX века (2002), «попытка нормативной оценки с современных позиций текстов более чем столетнего периода (от Пушкина до наших дней) оказалась иллюзорной и в целом ряде случаев вела к искажению исторической перспективы»[4]. В связи с этим рассмотрение фразеологии пушкинской поры становится наиболее актуальным.

При выборе эпистолярия как источника фразеологического материала важным явился тот факт, что частное письмо создается в процессе общения и отражает на языковом уровне контакт и межличностные отношения между автором и адресатом. При этом переписка рассматривается не как результат, а как процесс речевого поведения[5]. Поэтому именно дружеские письма, в отличие от текстов художественной литературы, дают возможность исследователю языка изучить фразеологию в речи, в «живом» употреблении.

В процессе подготовки к публикации тексты писем практически не подвергались литературной обработке, поэтому сохранили особенности орфографии того времени, в котором были созданы. Это в свою очередь позволяет расширить представление о переходных явлениях в сфере фразеологии (от фразеологизма к слову и наоборот).

Временные рамки исследованных текстов - 1812-1858 гг. На первый взгляд может показаться, что обозначенные широкие границы лишь частично связаны с временем А.С. Пушкина, однако это не так. В рассмотренном нами материале содержатся письма только тех авторов, которые были современниками А.С. Пушкина, вели с ним переписку, являлись носителями общей языковой традиции. К сожалению, практически все они рано ушли из жизни. Только письма Н.М. Языкова и И.И. Пущина  распространяются за пределы 30-х годов XIX века.

ЕЩЕ РАЗ О ФРАЗЕОЛОГИЗМЕ

Фразеология – сравнительно молодая лингвистическая дисциплина. С одной стороны, она бурно развивается в русле основных лингвистических направлений. С другой, многие вопросы фразеологии до сих пор не имеют однозначного решения. Прежде всего, это касается трактовки самого термина «фразеологизм». Отсутствие единой точки зрения порождает различные подходы к анализу структуры фразеологизмов, типов варьирования; полисемии, омонимии и синонимии во фразеологии. Термин «фразеологизм» не имеет на сегодняшний день в науке ни единого наименования, ни однозначного понимания критериев его выделения, что приводит к отсутствию четких границ фразеологии. 

Современные исследователи по-разному трактуют фразеологическую единицу, выделяя в качестве критериев определения фразеологизма воспроизводимость, устойчивость, целостность значения (идиоматичность)[6], раздельнооформленность (Н.М. Шанский), соответствие структуры сочинительным и подчинительным сочетаниям предикативного и непредикативного характера (В.П. Жуков), возможность сочетаться со словом (В.П. Жуков), принадлежность к номинативному инвентарю языка и отсутствие объективной модальности вне текста (В.Н. Телия), соотнесенность с определенной частью речи (А.М. Чепасова), асимметрию плана содержания и плана выражения, способность выражать культурно-исторический смысл (Н.Ф. Алефиренко), метафоричность, непереводимость на другие языки и т.п. В зависимости от того, какие критерии рассматриваются в качестве определяющих (категориальных), состав фразеологии либо резко сужается до идиом (фразеологических сращений и единств – по классификации В.В. Виноградова)[7], либо расширяется до коллокаций (слабоидеоматичных фразеологизмов со структурой словосочетания, в которых семантически главный компонент употреблен в своем прямом значении [см. об этом: Баранов, 2008, с. 67; Телия, 1996, с. 70]), пословиц и  поговорок (коммуникативных ФЕ – термин А.В. Кунина), крылатых выражений, фразеосхем (синтаксических фразеологизмов – термин А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского) и клише (критерии выделения последних вообще не вполне ясны). Сформулированные критерии призваны определить сущность фразеологизма, разграничить фразеологические единицы, свободные словосочетания и слова.

Для того, чтобы снять вопросы, связанные с определением границ фразеологии, рассматриваемой в нашем исследовании, обратимся к основным, традиционно выделяемым критериям определения ФЕ.

Воспроизводимость – это базовое свойство фразеологизма, заключающееся в его способности не создаваться в процессе речи, а извлекаться из памяти носителя языка в готовом виде. Однако в последнее время появились работы, в которых воспроизводимость рассматривается не как свойство, присущее исключительно фразеологизмам, а как свойство всех элементов языковой системы. «В этом аспекте воспроизводимостью обладают и слова, и фразеологизмы, и словосочетания, и предложения разного типа» [Бурмистрович, 2006, с. 33]. Именно поэтому воспроизводимость не может являться основным категориальным признаком фразеологической единицы.

Идиоматичность – «смысловая неразложимость фразеологизма вообще» [Жуков 2006, С. 6], «цельность значения» [Павлова, 1991, с. 14], «целостность значения» [Кунин, 2006, с. 9]. Как отмечает А.Н. Баранов «все определения идиоматичности сводятся к трем базовым идеям – переинтерпретации (наличии переносного значения, частичной или полной деактуализацией компонентов фразеологизма), непрозрачности (отсутствия правил, позволяющих выявить значение; отсутствие одного или нескольких компонентов выражения в словаре) и усложнению способа указания на денотат (существование в языке выражения наряду с более простым и стандартным наименованием)» [Баранов, 2008, с. 30-31]. Идиоматичность в той или иной степени присуща всем фразеологизмам, но проявляться она может в различных формах: целостность, неразложимость значения, невозможность его мотивировать, наличие в языке простого наименования обозначенного во фразеологизме явления. «Идиоматичность возникает у фразеосочетаний, значение которых несводимо к сумме значений компонентов» [Копыленко, 1989, с. 33]. Именно это признак может являться одним из ведущих при определении фразеологической единицы, поскольку он помогает разграничить фразеологизм и свободное словосочетание. 

Целостное фразеологическое значение представляет собой сложную структуру, содержащую семантические элементы компонентов ФЕ. Кроме того, фразеологизмы, как и слова, обладают индивидуальными, групповыми и категориальными значениями, тесно связанными между собой. «Тип семантики, или тип категориального значения, у одного класса фразеологизмов и у слов одной части речи одинаков» [Павлова, 1991, с. 16]. Благодаря наличию целостных фразеологических значений с общей категориальной семой фразеологизмы могут быть соотнесены со словом определенной части речи [Чепасова, 1983, 2006].

Устойчивость как один из ведущих признаков фразеологизма имеет наибольшее число несовпадений в трактовке термина. По мнению А.Н. Баранова, устойчивость «проявляется в регулярном воспроизводстве некоторого словосочетания носителями языка» [Баранов, 2008, с. 51].

В.П. Жуков рассматривает устойчивость как «форму проявления идиоматичности применительно к конкретному данному фразеологизму», как «меру семантической неразложимости компонентов внутри того или иного фразеологизма» [Жуков, 1978, с. 9].

А.В. Кунин основными показателями устойчивости считает устойчивость употребления, семантическую осложненность, раздельнооформленность и невозможность образования по порождающей структурно-семантической модели переменного сочетания слов [см. об этом: Кунин,  2005, с. 56]. Тем самым, устойчивость становится единственным свойством фразеологизма, в рамках которого реализуются все остальные признаки фразеологической единицы.

В силу различного понимания фразеологической устойчивости, в исследованиях иногда наблюдаются взаимоисключающие мнения: «устойчивость и идиоматичность прямо не связаны друг с другом» [Баранов, 2008, с. 54]; «устойчивость неразрывно связана с идиоматичностью» (чем выше мера семантического расхождения между словами свободного употребления и соответствующими компонентами фразеологизма, тем выше устойчивость, тем идиоматичнее такой оборот) [Жуков, 2006, с. 7].

Понимая под устойчивостью, прежде всего, постоянство состава фразеологической единицы, большинство исследователей сталкиваются с проблемой квалификации фразеологизмов, имеющих структурные варианты. Тогда устойчивость, как критерий выделения ФЕ, становится относительной. Именно поэтому «положение об устойчивости фразеологизма не может войти в его определение в качестве ведущего (…), устойчивыми являются далеко не все фразеологизмы» [Бурмистрович, 2006, с. 32].

Раздельнооформленность обусловлена тем, что фразеологизм – «это такая единица, которая генетически восходит к словосочетанию», поэтому в ее составе всегда два и более компонентов. При этом «словосочетание, становясь фразеологизмом, утрачивает признаки словосочетания, переходит в особую единицу с иными, чем у словосочетания, признаками» [Молотков, 1977, с. 15-16].  Раздельнооформленность является именно тем признаком, который отделяет фразеологическую единицу от слова, поэтому, наряду с наличием целостного фразеологического значения, рассматривается нами как одно из ведущих свойств ФЕ.

Итак, в нашем исследовании под фразеологизмом понимается «раздельнооформленная (…) единица языка, которая соотносится по общим и частным семантическим и грамматическим свойствам со словом определенной части речи, и являясь раздельнооформленной (…) единицей языка, выражает единое целостное понятие» [Чепасова, 1983, с. 4]. Это узкое понимание фразеологии, при котором в состав фразеологизмов включается ФЕ, квалифицирующиеся по теории В.В. Виноградова как единства и сращения. Не рассматриваются в работе фразеологические сочетания, составные термины, коллокации, пословицы и поговорки, крылатые выражения и клише.

Однако даже при учете основных категориальных признаков фразеологизма, остаются языковые единицы, принадлежность которых к фразеологическому фонду вызывает у исследователей сомнение. Это явление вполне объяснимо. Связано оно, прежде всего, с тем, что фразеологический состав языка представляет собой динамическую, подвижную систему. Фразеология не характеризуется четкими очерченными границами (особенно тогда, когда она изучается в историческом аспекте). Ее состав меняется: часть свободных словосочетаний становится фразеологизмами, некоторые фразеологические единицы переходят в разряд слов. Установить точное время произошедших изменений чрезвычайно сложно. Различна степень идиоматичность фразеологизмов. Именно поэтому продуктивнее рассматривать фразеологический состав как систему с относительно устойчивым центром и периферией.

При определении центра (ядра) системы и ее периферии мы обратились к исследованиям когнитивной лингвистики, в частности, к «Теории прототипов и категорий базисного уровня» Э. Рош [см. об этом: Скребцова, 2000, с. 90-93)]. Согласно данной теории, центром системы, типичным для нее элементом, является тот, который соответствует определенному набору критериев в полном объеме (его называют прототипом). В нашем случае – это ФЕ, обладающие основным набором категориальных критериев выделения фразеологизмов:

1) идиоматичность, предполагающая, во-первых, целостность, неразложимость значения (что позволяет соотнести фразеологизм со словом определенной части речи); во-вторых, невозможность мотивировать значение ФЕ, ее образность; в-третьих, наличие в языке простого наименования обозначенного во фразеологизме явления;

2) раздельнооформленность.

Остальные элементы фразеологической системы также являются «стопроцентными» (…), различие заключается только в их типичности, т.е. в степени близости к прототипу» [Скребцова, 2000, с. 91]. При сохранении категориальных признаков, такие единицы могут отличаться от прототипа:

1)        Степенью идиоматичности. Часть фразеологических единиц имеют значения, образность которых утрачена: в роде (кого, чего) – «подобно (кому, чему)», и то – «но», к стати - «уместно» и т.д. При целостности фразеологического значения (не вытекающего из значения его компонентов) и возможности подбора простого наименования обозначенного во фразеологизме явления, мы можем говорить, что языковая единица является фразеологизмом, располагаясь на периферии фразеологической системы.

2)        Генетическим характером компонентов. Общепризнанным является постулат о том, что чаще всего фразеологизмы включают в свой состав компоненты, восходящие к знаменательным частям речи (бить баклуши, куда глаза глядят и т.д.). Однако в языке существуют предложно-падежные сочетания (на деле – «в действительности», до сыта – «вдоволь» и т.п.), один из компонентов которых восходит к предлогу (незнаменательной части речи). Поэтому часть исследователей не считает их фразеологическими единицами[8]. Однако служебные части речи «характеризуются теми же свойствами, что и знаменательные: они значимы, содержательны, могут быть однозначными, многозначными, синонимичными, антонимичными, т.е. наряду со знаменательными словами способны стать компонентом новой единицы – фразеологизма» [Павлова, 1991, с. 9]. Подобные ФЕ обладают целостным фразеологическим значением, раздельнооформленностью и соотносимостью со словом определенной части речи, что приближает их к прототипу и делает полноценными членами фразеологической системы.

3)        Принадлежностью к номинативному инвентарю языка. Традиционно фразеологические единицы соотносились на основе семантических и грамматических свойств с определенными знаменательными частями речи (глаголом, наречием, существительным и т.д.). В связи с этим единицы типа в виду (чего) - «из-за», в кругу (кого, чего) – «среди», да ведь – «но» в состав фразеологии не включались. Однако они, как и предыдущая разновидность ФЕ, обладают целостным фразеологическим значением, раздельнооформленностью и соотносятся со словом определенной части речи (в данном случае, с предлогами и союзами, т.е. служебными частями речи), а значит, являются полноценными членами фразеологической системы.

Кроме того, «растяжимость» системных границ фразеологии обусловлена уровнем знаний, накопленных и используемых в науке [подробно об этом см.: Скребцова, 2000, с. 86-93]. Традиционно лексический и фразеологический фонд первой трети XIX века включается в состав современного русского языка и отражается современными словарями. В связи с этим наличие в начале XIX столетия вариантов раздельнооформленного написания типа в добавок, не льзя, в торопях объясняется орфографической традицией и отсутствием правил написания наречий [см. об этом: Шанский, 1985, с. 29]. Однако в языке XVIII и начала XIX веков употреблялись слова ДОБАВОК - добавляемая часть, придаток [СЦС 2, т. 1 (т. 1-2), с. 682; СЦС 1, т. 1, с. 327]. ЛЬЗЯ – можно (речение, употребляемое в просторечии: «Льзя ли сие сделать? Не льзя.» [САР 1, т. 3, ст. 631; Словарь XVIII, вып. 1, с. 254], ТОРОПЬ - излишняя поспешность, суетливость («В ТОРОПЯХ не знал, что отвечать») [САР 1, т. 6, ст. 209]. В связи с этим можно предположить, что мы наблюдаем процесс перехода свободного предложно-падежного сочетания во фразеологизм и, затем, в слово. Временные границы этого перехода установить практически невозможно. Поэтому, опираясь на основные категориальные критерии выделения фразеологизмов (наличие целостного фразеологического значения, раздельнооформленность и соотнесенность со словом определенной части речи), мы включаем в состав фразеологии подобные языковые единицы.